О росте педофилии в стране много говорят политики, обыватели и СМИ. Дошло до того, что Госдума рассматривает проект закона, названного «законом о педофилах». Ситуацию анализирует известный ростовский психиатр, заведующий кафедрой психиатрии и наркологии Ростовского государственного медуниверситета Александр Бухановский.
— Александр Олимпиевич, у нас действительно увеличивается число педофилов?
— Растёт число отклонений от нормального поведения, в том числе всё больше становится людей с патосексуальными отклонениями. И не только в России — у населения всей Земли. Среди них должно расти и число педофилов. Однако такой статистики ни у кого нет.
— Что происходит в мире?
— Психиатрия — это лакмусовая бумажка состояния общества. В период социально-экономического кризиса, особенно затяжного, у одних возникает чувство отчаяния, отсюда рост суицидов; у других — озлобление на весь мир, отсюда рост агрессии; у третьих — чувство ущемлённости, собственной ничтожности, и в поисках некоей иллюзии своего господства, превосходства над другими такие люди могут искать выход в сексуальном насилии. Поэтому растёт не только число самоубийств и случаев насилия — будет расти и количество людей с отклонениями на сексуальной почве.
— Ситуация становится всё тревожнее, иногда создаётся впечатление, что её кто-то нагнетает.
— Ухудшение ситуации я официально прогнозировал ещё в 1998 году, на международной конференции, которая называлась «Серийные убийства и социальная агрессия». Тогда в России было учтено 27 серий серийных убийств. По нашим научным расчётам, должно было быть около ста серий в год. А на следующей конференции, в 2001 году, генерал из генпрокуратуры Вячеслав Исаенко признал, что в суд за год передано уже около 200 дел по серийным убийствам.
— Страшно даже спрашивать, как обстоит дело сейчас…
— По расчётам того времени, за 10 лет в России должна была появиться почти тысяча серий. На каждую серию — свой серийный убийца.
— Так, может, закон о педофилии, который рассматривается в Госдуме, и решит все проблемы?
— Почему только педофилия? Мы изучаем огромное количество самых разнообразных сексуальных отклонений, криминальные последствия которых гораздо более серьёзны. Педофилия — это частный случай, не самый распространённый и не самый опасный. Что касается закона… Боюсь, что наших президентов — и нынешнего, и будущего — таким законом подставят.
— Подставят? В чём, каким образом?
— Так ведь подпись под законом ставит президент! Не тот депутат Госдумы, кто этот закон предложил, не вся Госдума и даже не Грызлов! А президент! И суть закона оказывается нередко в руках эксперта. А у меня складывается впечатление, что эксперты в данном случае подводят законодателя. Насколько мне известно, кто-то прочёл об опыте Великобритании с введением кастрации, провозгласили это панацеей. Я нашёл автора этого закона, просил связаться. Он не ответил. А ведь мы имеем опыт лечения таких людей с начала 90-х годов.
— Кастрация многим представляется выходом…
— Выходом она представляется обывателю, пусть читатели на меня не обижаются. Многие говорят: кастрация — прекрасное наказание. Но кастрация не может быть наказанием, это — лечение. Ведь мы так лечим больных, это и форма профилактики. Сама по себе кастрация проблемы не решает. Из литературы известно, что половой акт может состояться и у хирургически кастрированных. Описаны случаи, когда евнухи вступали в интимную связь с обитательницами гаремов. Суть проблемы не в половых органах, а в мозгах. Именно там возникает патология, которая управляет человеком как марионеткой. А наличие гормонов, которые временно или постоянно выключаются при кастрации, влияет лишь на степень активности этой системы. И воздействовать надо на эту систему. Может случиться и так, что у человека после химической кастрации может возникнуть желание, но он не сможет его реализовать. И тогда он может пойти дальше и стать убийцей.
— Многие убеждены, что педофилов надо просто расстреливать, желательно на месте. Чем больше, тем лучше.
— Можно уничтожать педофилов и сексуальных маньяков, но с медицинским явлением так бороться нельзя. Это как у гидры — одну голову отрубили, тут же появляются две. Ведь они, сексуальные маньяки, созревают в недрах больного общества. Независимо от того, арестовали и расстреляли вы предыдущего маньяка или нет. Их число будет продолжать расти. Это мои научные расчётные данные, которые подтверждаются практикой.
— Боюсь, что после таких слов среди обывателей станет больше сторонников расстрела насильников.
— Допускаю, что обыватель и меня готов растерзать. А я хочу спросить у обывателя: будет ли он доволен, если расстреляют одного, а на его месте тут же появятся два новых, которые могут нести угрозу его детям и близким? Если не будет, то он должен понять, что со злом надо бороться не только местью и наказанием, его надо ещё и предупреждать.
— Но каким образом?
— Наш опыт показывает, что этих людей можно лечить, и успешно. Иногда лечить надо всю жизнь.
— Неужели таким помогает какое-то лечение?
— К нам попал девятилетний мальчик в таком состоянии, что его мать заявила: «Или будете им заниматься, или я убью его сама и повешусь». Мы с ним работали 14 лет. Бесплатно. Он начал встречаться с девушкой, окончил престижный университет в Ростове, причём не за деньги, у него их просто не было. Вернулся в свой город, но не нашёл там работы даже в морге. После этого прекратил принимать лекарства. Никому до него не было дела. И тогда он убил двух мальчиков и женщину. Ему дали девять лет, но лечения суд не назначил. Ему осталось сидеть полтора года, и он говорит, что после освобождения будет гораздо более жестоким и опасным, чем Чикатило. И что же с ним делать? Убить? Не выпускать из тюрьмы? Это незаконно, ничего нового он ещё не совершил. Я же понимаю, что он может вновь начать убивать людей! Таких, как он, много. Кто будет ими заниматься? Государство? Боюсь, государству проще и дешевле дать ему препарат для химической кастрации и умыть руки.
— А у нас много случаев, когда такие люди, находясь в местах заключения, не получают никакого лечения?
— Почти все. И, по нашим данным, каждый раз они выходят на свободу более жестокими, более кровожадными. У них сокращается период, предшествующий совершению преступления.
— Где же выход?
— Если говорить об этом конкретном пациенте, то его надо было лечить всё это время. И для этого не надо никакого нового закона, ведь лечение включает в себя и химическую кастрацию как один из частных компонентов терапии.
— А как быть с теми, кто на свободе?
— Тем, кто ещё ничего не совершил, но испытывает к этому труднопреодолимую тягу, надо бросить всё и мчаться к психиатру, психологу, психотерапевту. Тому, кто уже совершил нечто и понимает, что может повторить это, надо выбирать — идти или к врачу, или к следователю с повинной. У нас система оказания помощи таким людям не отработана, её попросту нет.
— Скептик сразу возразит, что создать специализированные учреждения для таких больных обойдётся дорого.
— Дорого?! По нашим научным разработкам, Чикатило обошёлся стране более чем в 5 миллионов долларов. И это без учёта затрат на оперативно-розыскную деятельность, а в его поисках участвовали до 500 человек.
— И сколько таких учреждений нужно создать в Ростовской области?
— Одно! И не на Ростовскую область, а на Южный и Северо-Кавказский федеральные округа. Думаю, этого будет достаточно. Это проблема не законодательства (необходимые законы уже созданы) и не правительства. Это проблема министерства здравоохранения! А сейчас это всё тянут на себе правоохранительные органы, в первую очередь полиция.
— Что бы в нашем законодательстве изменили лично вы?
— В законе ничего менять не надо. Законы у нас отличные, их надо только исполнять. Судам, ФСИНу. А дополнить законы надо. В УК РФ есть статья, освобождающая священников и адвокатов от доносительства, туда необходимо включить ещё и врача-психиатра, оказывающего подобную помощь. Иначе ко мне подобный пациент не придёт. Ведь я обязан предупредить его в начале беседы: если я узнаю, что он совершил нечто противозаконное, то обязан сообщить в полицию.
— Обыватель скажет, что вы покрываете преступника…
— Сам факт его появления у врача говорит о том, что он тяготится аномальным влечением и хочет от него избавиться. Приходя к нам, он должен знать, что он здесь получит помощь и что его не сдадут. Не следует человека толкать на сайты педофилов, где его поддержат и убедят, что всё в порядке.
— Если бы вам предоставили право поработать над законом, который у нас стали называть «закон о педофилии», что бы вы сделали?
— Прежде всего, я бы собрал ведущих экспертов, и не обязательно российских. Мне понравилось, как я работал в Штатах, куда ФБР привлекло меня как эксперта к созданию американского закона, связанного с серийными убийствами. Перед нами стояла задача определить все существенные характеристики серийных убийц и убийств, принципиально важные для суда, и формы их медико-правового пресечения. Среди нас были ведущие специалисты из США, Канады, Великобритании, один выходец из Африки, учившийся в России. Интереснейшая была работа! Мы сидели в гостинице Сан-Антонио с 8 утра до 7 вечера в течение недели. Обсуждали, спорили.
— Кто может гарантировать, что человек, который уже что-то совершил, остановится, пройдя курс лечения?
— А кто может дать гарантию, что человек, лечащийся у дерматолога, не умрёт от прыща на лице?
— Судя по тому, что вы сказали, получается, что многие такие люди должны лечиться до конца жизни?
— А что здесь нового? Вот я диабетик и должен принимать препараты. Если не буду принимать, то умру от инфаркта, или ослепну, или мне отрежут ноги. А я вот хочу женить внука, увидеть своих правнуков. Поэтому регулярно принимаю лекарства. Точно так же и здесь: если человек хочет жить на свободе, не быть проклятым родными и знакомыми, он тоже должен прибегнуть к помощи современной медицины, а государство по конституции обязано обеспечить ему такую медицинскую помощь. Поверьте, обществу это обойдётся несравненно дешевле, чем людские и материальные потери от таких больных.
Я хотел бы быть услышанным. А дальше — что наше общество хочет, то оно и получит.
Беседовал Павел Губский
Поделиться:
