В преддверии 70-й годовщины Победы журналист donnews.ru встретился с научным сотрудником Южного научного центра Российской академии наук, историком Владимиром Афанасенко, чтобы поговорить о том, как менялось отношение к этому празднику за десятилетия, минувшие с 1945 года. Разговор вышел больше похожим на монолог: историк вёл свой рассказ, ориентируясь не столько на официальные данные о войне и на постановления генсеков и президентов, сколько на свой личный опыт и опыт своей семьи.
Наиболее эмоциональный праздник был, конечно же, 9 мая 1945 года. В 2 часа ночи, когда не государственное радио, а радиостанция ОББ — «Одна бабушка болтанула» — сообщила о Победе. Моя тёща, которой сейчас 92 года, встретила это известие на Красной площади в Москве. Это было суточное умопомрачение, когда всё то, что копилось на протяжении 1418 суток войны, получило радостную разрядку, когда все люди были по-настоящему равны, как перед Богом. Это был праздник!
В первые годы после войны этот день не имел статуса государственного праздника и не был выходным. Причина в том, что фактически треть страны была в руинах: 1710 городов, 73 тысячи сёл, посёлков и деревень, вся инфраструктура — всё было разрушено. Люди ещё десять лет жили в землянках. Нужно было в условиях угрозы ядерной войны со стороны бывших союзников максимально поднять из руин экономику. Американцы в 1945 году забирали свою технику, которую они предоставляли нам по ленд-лизу. Среди них были разведчики и экономисты, и они подсчитали: чтобы СССР поднялся до уровня июня 1941 года, потребуется 40-50 лет. Народ совершил второй подвиг — до 1950 года, за 4-ю пятилетку, восстановил промышленность, разрушенную войной.
Ещё одна причина, по которой праздник не был праздником, — огромные человеческие потери, которые понесла страна. Жительницы Смоленской области в 1949 году написали письмо вождю всех народов, чтобы министр обороны маршал Булганин перевёл на территорию их района хотя бы три дивизии. Потому что здесь не осталось ни одного мужчины, за четыре года не случилось ни одной свадьбы... Это огромная трагедия. Сколько женщин не получили семейного счастья, мужской ласки, не познали радости материнства! Официально Сталиным было названо семь миллионов погибших, а на самом деле их было в 4-5 раз больше. Народ-то ощущал это по отсутствию целых поколений.
С 1943 по 1952 год каждая государственная награда фронтовика имела денежный эквивалент. За медали и ордена выдавали специальные талоны, по которым в любой кассе Сбербанка можно было получить доплату за свой труд. Иногда сумма выплат по наградам превышала зарплату на производстве, а тем более в колхозе. Это спасло от голода миллионы семей участников войны, и многие вдовы и дети тех, кто имел награды и погиб, получали государственную помощь.
В 1965 году Леонид Ильич Брежнев сделал 9 мая официальным выходным, общенародным праздником. Он возродил парады, существовавшие полулегально братства фронтовиков — союзы ветеранов, войсковых соединений. Но, к сожалению, за эти 20 лет — с 1945 по 1965 годы — число ветеранов уменьшилось вдвое.
Мой дедушка, Владимир Иванович, 9 мая никогда не работал, независимо от того, на какой день выпадала эта дата. Он был председатель колхоза, уважаемый фронтовик, в наградах и орденах. В этот день бабушка заранее убирала комнату, а нас, детей, выгоняли на улицу. Мы подглядывали в окошко, как дедушка доставал немецкий патефон и толстые пластинки, крутил ручку и включал старые песни. Помню, «Рио-Риту», песни из довоенных фильмов. Он открывал офицерскую планшетку, доставал оттуда восемь маленьких фотографий, ставил восемь рюмок, наливал и себе рюмочку. Он брал каждую фотографию, разговаривал с ней, чокался рюмкой, выпивал и брал следующую фотографию. Так он проводил встречи со своими погибшими друзьями. Он очень рано ушёл из жизни — 9 мая 1961 года. И для меня осталось в памяти, что 9 мая — это день скорби по всем, кто не вернулся оттуда.
У нас сейчас 22 июня день скорби и поминовения, а для фронтовиков это всё-таки 9 мая, потому что до этого дня они все были равны перед богом войны, перед Марсом, все ходили под пулями. А в День Победы оказалось, что одни погибли, а другие выжили. Об этом хорошо написал Твардовский:
Я знаю, никакой моей вины
В том, что другие не пришли с войны,
В том, что они — кто старше, кто моложе —
Остались там, и не о том же речь,
Что я их мог, но не сумел сберечь, —
Речь не о том, но всё же, всё же, всё же...
С 1965 года празднование стало проходить организовано, были поздравления ветеранов, парады, маёвки на природе. Как всегда в системе, если за дело берётся государство, это формализуется. После смерти Леонида Ильича празднование стало проходить и вовсе в утрированной форме. Причём уже тогда знали, что большая часть истинных ветеранов умерла от ранений, контузий, послевоенных невзгод... И тогда началась торговля удостоверениями участников войны, наградами и орденами. Люди 1938-1940 годов рождения покупали себе удостоверения узников концлагерей. Их можно понять — это был способ выживания. Но с точки зрения морали...
К сожалению, Леонид Ильич, который очень любил коллекционировать медали на собственной груди, сильно обесценил государственные награды. Наш земляк Будённый все три звезды героя получил к своим юбилейным дням рождения, последний — в 80 лет. А всю войну прошёл без этой награды. Наш четырежды герой товарищ Жуков на войне получил две, после войны — ещё две себе нарисовал, будучи министром обороны. Народ же видел, когда отменили материальное содержание наград, когда их стали стыдиться и торговать ими.
В 90-е годы стало очень острым ощущение, что про ветеранов забыли. Праздник пьянствовали, а о тех, кто завоевал эту Победу, забыли. Понятно, было сложное время в экономическом плане, люди искали средства для выживания... Произошла нравственная метаморфоза — дети и внуки стали сдавать своих ветеранов в дома престарелых или бросать выживать как смогут… Именно тогда, мне кажется, мы упустили наших детей (не всех, конечно). Для них Великая Отечественная война стала чем-то вроде Куликовской или Бородинской битвы — удалённым прошлым, историей...
Сейчас хотят переписать историю Второй мировой войны. Проект этот начал осуществляться ещё в 1946 году, с начала холодной войны, после Фултонской речи Уинстона Черчилля. Но наиболее активно и массированно это проявилось с началом перестройки и в 1990-х годах.
Был такой писатель Виктор Суворов, советский разведчик, который сбежал в Англию. «Ледокол», «День М», «Беру свои слова обратно» — книги, которыми зачитывались. В них рассказывалось, что не Гитлер готовил нападение, а Сталин хотел завоевать Европу. И очень умно доказывается, что Гитлер, будучи абсолютно не готовым к войне, опасаясь, что его размажет сталинский сапог, как загнанная крыса кинулся на Советский Союз. И никакой агрессии со стороны Германии не было, это была просто ответная реакция, спровоцированная Сталиным. Книги Суворова были пробными шарами, они вызвали живой отклик оппозиции, которая была недовольна излишней заидеологизированностью и фальсифицированностью истории Великой Отечественной фоны. Шесть томов её истории писались при Хрущёве и цель была одна — уличить Сталина в тирании. Каждый генсек поливает помоями предыдущего. Мы — единственная страна, которая охаивает своё прошлое.
Молодёжь была дезориентирована, потому что коммунистические устои рухнули, а... кто может сказать, что мы сейчас строим? Просвещённый капитализм? Госкапитализм? Какое светлое будущее мы создаём? И вот это безвременье, которое длится уже третий десяток лет, отвратило молодёжь и посеяло недоверие к учебникам истории. Свою лепту внесли и лжеветераны с фальшивыми удостоверениями и орденами. Всё это посеяло сомнения: а был ли подвиг Зои Космодемьянской? Может быть, Матросов просто поскользнулся и случайно попал под огонь? Может, сбитый Гастелло случайно упал на зенитную батарею?
Сотни героев были задвинуты. Для Ростова позор — это забвение Алексея Прокопьевича Береста. Во всех кинохрониках видно, что на куполе Рейхстага было три бойца: Егоров, Кантария и Берест. Но Егоров и Кантария стали Героями Советского Союза — один русский, другой грузин, а про украинца Береста почему-то забыли. За водружение этого знамени 18 человек получили ордена, а 8 стали Героями Советского Союза. А Берест, который на горбу занёс на крышу этих двух пацанят и обеспечивал их прикрытие, остался без награды. Рейхстаг представлял собой купол из решёток: стёкла осыпались. Стрелять было нельзя — сорвёшься. Немцы лезли на купол, а Берест каблуками бил их по пальцам, чтобы они срывались вниз с 48-метровой высоты. Но звание героя не получил.
Он приехал в Ростов, работал на Сельмаше, перед этим отсидел три года по обвинению в хищении, будучи кинооператором в Неклиновском районе. Работал в сталелитейном цехе, просто чтобы получить комнату. И в 1970 году погиб, спасая девочку, упавшую под электричку на вокзале «Сельмаш». Девочку спас, но сам отскочить не успел...
Он похоронен в Александровке возле входа на кладбище, и каждый год в родительский день весь хлам при уборке сносят к нему на могилу. Бюст стоит возле второго стальцеха на Сельмаше, ещё один бюст недавно открыли в лицее № 7. Но это закрытые учреждения, куда вход по пропускам. А общегородского памятника Бересту так до сих пор не появилось. Стыдно! На моей памяти было четыре обращения от ветеранов о присвоении ему звания Героя Советского Союза. Сергей Иванов, руководитель администрации президента РФ, написал ответ, что по закону дважды за один подвиг не награждают. Виктор Ющенко, бывший президент Украины, сделал единственное хорошее дело — подписал указ о присвоении Алексею Бересту звания героя Украины. И великолепный памятник стоит в Киеве на Крещатике, и бюст на входе в музей Великой Отечественной войны. А его родственники, которые живут в Украине, получают государственную помощь. А от Советского союза он получил только орден Красной Звезды и всё. Это пример беспамятства и унижения человеческого подвига.
В ХVIII веке орден Георгия был учреждён Екатериной II. Лента тогда была не оранжево-чёрной, а жёлто-чёрной. Статус георгиевского кавалера давал огромные преференции его носителям. Вплоть до того, что император обязан был вставать и первым приветствовать солдатика, который имеет этот орден. Было денежное довольствие, был огромный стимул получить этот орден. Сталин возродил солдатский орден Славы, но уже на чёрно-оранжевой ленте за личный подвиг. И медали за победу над Германией тоже были на георгиевской ленте.
Демонстративно носить георгиевскую ленту сегодня стало модным. Это примерно так же, как модно стало демонстрировать свои религиозные взгляды. Обязательно должен быть крестик, желательно большой, как у батюшки, обязательно на золотой цепи. Во всех машинах иконы... А ведь это же не верующие люди, не воцерковлённые, это те, кто следует моде. Так же модны сейчас георгиевские ленточки. Опасно то, что мода имеет сезонный характер. В 75-ю годовщину Победы они останутся, но будут уже восприниматься просто как обязательный атрибут. Как и маки в Европе на 8 мая.
Когда спрашивают, почему весь мир отмечает Победу 8 мая, а мы, такие избранные, — 9-го, я отвечаю: ребятушки, ну вы же учитывайте, что в нашей стране 8 часовых поясов! И между московским и берлинским временем два часа разницы. В 23:30 был подписан акт о капитуляции, у них ещё 8 мая было, а у нас уже было полвторого 9-го. Так что это не потому, что мы хотим выпендриться и ото всех отличиться.
Для меня самый большой стыд перед ветеранами — то, что со времён Горбачёва, 30 лет, им обещали, что каждый ветеран получит жильё. Но получили далеко не все... Зато получили другие — по липовым удостоверениям, по блату... это тоже унижение, плевок. И обида, огромная обида у людей, которые реально спасли страну.
Знаете, когда нельзя написать что-то в научной работе или просто по формату она не касается науки, я пишу для себя, в стол, стихи, чтобы разгрузить душу:
Всю войну прослужил я в разведке
И навек полюбил тишину.
Я хожу, чтоб не хрустнула ветка,
И кино не смотрю про войну.
Пушка ль метко стреляет по танку,
Снайпер пулей сшибает врагов,
А я финкой в консервную банку
Попадаю за двадцать шагов.
Нынче мода на церковь, на Бога,
В каждом авто икона в окне.
А мне к храму закрыта дорога:
Слишком много скелетов на мне.
В сновиденьях покоя не знаю,
В них кипит и бушует война.
Но на праздник 9 Мая
Не люблю надевать ордена.
Я сосу валидола таблетку
и на внука привычно ворчу,
Сколько лет в полковую разведку
К своим хлопцам вернуться хочу.
Жизнь прошла моя косо да криво,
Словно чьё-то проклятье на мне.
Поджидает меня терпеливо
Смерть — подруга моя по войне.
Потерпи, боевая подруга,
Дева снежная с белой косой.
Принимай постаревшего друга,
Заслужившего вечный покой.
Поделиться: